zrak@front.ru

| Читать сначала | | Читать следующее |


| Первый | Второй | Третий | Четвёртый |


Чарльз Буковски


Жизнь и смерть в благотворительной палате.

(Перевод с английского Василия Голышева)


"Скорая помощь" была полна, но мне нашлось место наверху, и мы тронулись. Меня взяли с сильными кровавыми рвотами, и я боялся, что меня вырвет на людей внизу. Мы катили под звуки сирены. Они доносились издалека, точно это была не наша, а какая-то посторонняя сирена. Мы ехали в окружную больницу, мы все. Нищие. Объекты благотворительности. У каждого из нас испортилось что-то свое, и для некоторых эта поездка была последней. Общего у нас было то, что все мы были нищие и всем нам ничего не светило. "Скорую помощь" набили битком. Я не думал, что она вмещает столько людей.

- Боже, о Боже милостивый, - услыхал я голос негритянки снизу, - за что же МНЕ такое? МНЕ-ТО за что такое, Господи?...

Сам я не удивлялся. Я давно играл со смертью. Не то чтобы мы были хорошими друзьями, но знакомство водили давно. В этот вечер она подсела ко мне слишком близко и слишком стремительно. Предупреждения были: боль ножом втыкалась мне в живот, но я старался ее не замечкать. Я думал, что меня не прошибешь и что боль - разхновидность неудачи; я старался ее не замечать. Я заливал ее виски и шел работать. Рабоотал я пьянице. Все из-за виски; не надо было переходить с вина на виски.

Кровь из внутренностей не такого ярко-алого цвета, как, скажем, на порезанном пальце. Кровь из внутренностей темная, пурпурная, почти черная, и она воняет, воняет отвратительно. Эта животворная влага воняла хуже говна.

Подступило опять. Обычно кажется, что стоит только избавиться от пщии, и станет легче. Но сейчас это была одна иллюзия: каждый спазм приближал встречу с Мамашей Смертью.

- О Господи Боже милостивый, за что...

Кровь оказалась у меня во рту, но я ее не выплюнул. Я не знал, что делать. С верхнего яруса я бы порядком испачкал своих друзей внизу. Я держал кровь во рту и думал, как поступить. "Скорая помощь" повернула, и кровь закапала из углов рта. Что же, человек должен соблюдать приличия, даже если он умирает. Я собрался с силами, закрыл глаза и заглотнул кровь обратно. Меня замутило. Но задача была решена. Я только надеялся, что мы скоро приедем, и мне не прийдется бороться со следующей порцией.

Я действительно не думал о смерти; единственной мыслью было: как это все неудобно, я совсем не владею ситуацией. Лишили выбора и тащат тебя куда-то.

"Скорая помощь" приехала, я оказался на столе, и меня стали спрашивать: какого я вероисповедания? где родился? не задолжал ли округу каких-нибудь $$$ с прошлой поездки в их больницу? когда я родился? живы ли родители? живут ли вместе? и так далее - словом, известно что. Они говорят с тобой так, будто ты в полном порядке; они не хотят замечать, что ты при смерти. И особенно не торопятся. Это успокаивает, но у них нет такой задачи, им просто надоело, им безразлично, сдохнешь ты, пернешь или улетишь. Нет, пожалуй, лучше бы ты не пердел.

Потом я оказался в лифте, потом раскрылись двери и меня вкатили в какой-то темный подвал. Поместили на кровать и оставили одного. Затем появился санитар и протянул мне маленькую белую таблетку.

- Примите, - сказал он.

Я проглотил таблетку, он дал мне стакан воды и исчез. Так хорошо ко мне давно не относились. Я лег и стал разглядывать обстановку. Восемь или десять кроватей, на каждой по американцу. На тумбочке - посудина с водой и стакан. Простыни выглядели чистыми. В палате было очень темно, совсем как в подвале большого дома. Одинокая тусклая лампочка без абажура. Рядом лежал громадный мужчина, лет пятидесяти пяти, но громадный; в основном это был жир, и тем не менее в нем чувствовалась необычная сила. Он был пристегнут к кровати. Он смотрел вверх и говорил с потолком.

- ... такой приятный малый, такой приличный малый, искал работу, ищу, говорит, работу, а я говорю: "Ты вроде малый ничего, а нам нужен кто-то у плиты, чтобы честный и умел готовить, а у тебя честный вид, парень, - я человека сразу вижу, - будешь нам с ежной помогать, оставайся сколько захочешь"; он говорит: "Конечно, сэр", так и говорит, рад, видно, что получил работу; я говорю: "Ну, Марта, похоже, нашли мы хорошего парня, такой приличный парень, в кассу лазить не будет, не то что эти подонки". Ну, поехал я, закупил кур, сколько надо закупил. Марта из курицы что хочешь сделает - волшебница. "Полковнику Сандерсу" до нее далеко. Поехал и купил два десятка кур на выходные. Что надо получались выходные, куриный день, все блюда из кур. Два десятка, поехал и купил. Ну, думаю, теперь переманим всех клиентов у "Полковника Сандерса". За удачные выходные 200 долларов чистой прибыли набирается. Парень этот их даже ощипывал и разделывал вместе с нами, это сверх своей работы. У нас-то с Мартой ждетей нет. Ладно, разделала Марта этих кур, сколько было, всех разделала... Девятнадцать блюд приготовили, курица из ушей полезет. А малого поставили остальное готовить - бутерброды с котлетами, бифштексы и прочее. Куры уже на огне. Какие были выходные! Вечер пятницы, суббота и воскресенье. Приятный малый, и от работы не бегает. Хороший помощник. Все шутил. Он меня называл "полковник Сандерс", а я его - сын. Полковник Сандерс и сын - прямо фирма. В субботу вечером закрылись, устали, но радуемся. Съели этих кур подчистую. Народу набилось - даже очередь стояла, никогда такого не видал. Закрыл я двери, вытащил бутылку виски получше, сидим веселимся, хоть и устали, выпиваем. Парень посуду помыл, подмел пол. Говорит: "Ну что, полковник Сандерс, во сколько мне завтра заступать?" Улыбается. Я говорю - в 6.30. Он кепку надел и ушел. "Ну до чего замечательный парень!" - говорю и к кассе иду, подсчитать выручку. А там - НИЧЕГО! Правду говорю - в ней НИЧЕГО! И коробка из-под сигар - там еще за два дня выручка, - так он и коробку отыскал. Такой пр

иличный малый... не пойму... говорил же ему, оставайся сколько захочешь, так и сказал... Два десятка... Марта знает толк в курах... А парень этот, потрох куриный, все деньги прихватил...

Потом он закричал. Я не раз слыхал, как кричат люди, но я никогда не слышал, чтобы кричали так. Он натянул ремни и стал кричать. Казалось, что ремни вот-вот лопнут. Кровать грохотала, стены гудели от крика. Он обезумел от боли. Это не был короткий крик. Это был долгий крик, он длился и длился. Потом он замолк. Мы, восемь или дестяь больных американцев, лежали и наслаждались тишиной.

Потом он опять заговорил.

- Такой приятный парень, сразу мне понравился. Говорю, оставайся сколько захочешь. И все шутил смешно. Хороший помощник. Я поехал, закупил двадцать кур. Двадцать кур. За хорошие выодные можно целых две сотни заработать. Приготовили двадцать кур. Меня полковником Сандерсом называл...

Я свесился с кровати; меня снова вырвало кровью.

На другой день появилась сестра и помогла мне перебраться на каталку. Меня по-прежнему рвало кровью, и я очень ослаб. Она закатила меня в лифт.

Техник встал позади своего аппарата. Они уперлись чем-то острым мне в живот и велели стоять. Я был очень слаб.

- Я ослаб, я не могу стоять.

- Стойте прямо, - сказал техник.

- Боюсь, что не смогу, - скзаал я.

- Не шевелитесь.

Я почувствовал, что медленно заваливаюсь назад.

- Я падаю.

- Не надо падать, - сказал он.

- Не шевелитесь, - сказал сестра.

Я упал навзничь. Я был как резиновый. Даже не ощутил удара. Мне казалось, что я очень легкий. Вероятно, я и был легкий.

- Какого черта! - сказал техник.

Сестра помогла мне подняться. Она поставила меня у машины; в живот мне уткнулось острие.

- Не могу стоять, - сказал я. - Кажется, я умираю. Не могу стоять. Простите, не могу стоять.

И почувствовал, что падаю. Я упал навзничь.

- Простите, - сказал я.

- Уберите его отсюда, - сказал техник.

Сестра помогла мне встать и уложила на каталку. Певчая сестра: она везла меня к лифту и напевала.

Из подвала меня перевели в большую палату, очень большую. Там умирали человек сорок. Провода от звонков были обрезаны, и толстые деревянные двери, с обеих сторон обшитые железом, скрывали нас от медсестер и врачей. На кровати подняли бортики, а меня попросили пользоваться судном; но судно мне не понравилось, особенно блевать в него кровью, и тем более срать в него. Того, кто изобретет удобное судно, врачи и сестры будут проклинать до скончания века и после.

Мне все вермя хотелось облегчиться, но не получалось. Оно и понятно, мне давали только молоко, а в желудке была прореха, и до очка ничего не доходило. Одна сестра предлагала мне жесткий ростбиф с полусырой морковью и картофельным полупюре, но я отказался. Я понял, что им надо освободить койку. Но как бы там ни было, а срать все равно хотелось. Странно. Я лежал там уже вторую или третью ночь и совсем ослаб. Я кое-как опустил один борт и слез с крвати. Добрался до сортира, сел. Я тужился, сидел там и тужился. Потом встал. Ничего. Только легкий бурунчик крови. Тут в голове пошла карусель, я оперся о стену рукой и выблевал еще порцию крви. Я спустил воду и вышел. На полдороге к кровати меня вырвало снова. Я упал, и вырвало еще. Я не думал, что в людях столько крови. Еще раз вырвало.

- Ты, паразит, - заорал со своей кровати какой-то старик, - утихни, дай поспать.

- Извини, друг, - сказал я и потерял сознание.

Сестра была недовольна.

- Поганец, - сказала она, - говорила же тебе не вылезать из кровати. Устроили мне ночку, недоумки е...ные!

- Сиповка, - сообщил я ей, - тебе бы в тихуанском боделе работать.

Она подняла мою голову за волосы и отвесила мне тяжелую пощечину справа, затем слева.

- Извинись! - сказала она. - Извинись!

- Ты Флоренс Найтингейл, - сказал я, - я тебя люблю.

Она отпустила мою голову и вышла из комнаты. В этой даме были истовый дух и огонь; это мне нравилось. Я повернулся, попал в собственную кровь и намочил халат. Будет знать.

Флоренс Найтингейл вернулась с другой садисткой, они посадили меня на стули и повезли его к моей кровати через всю комнату.

- Сколько от вас, чертей, шума! - сказал старик. Он был прав.

Меня положили обратно на кровать, и Флоренс запахнула борт.

- Стервец, - сказал она, - лежи тихо, а не то изуродую.

- Отсоси, - сказал я, - отсоси и ступай.

Она нагнулась и посмотрела мне в лицо. У меня очень трагическое лицо. Некоторых женщин оно привлекает. Ее большие страстные глаза смотрели в мои. Я отодвинул простыню и задрал халат. Она плюнула мне в лицо, потом ушла...

Потом появилась старшая сестра.

- Мистер Буковски, - сказал она, - мы не можем перелить вам кровь. У вас пустой кредит в банке крови.

Она улыбнулась. Ее слова означали, что мне дадут умереть.

- Ладно, - сказал я.

- Хотите повидать священника?

- Для чего?

- В вашей карте написано, что вы католик.

- Это для простоты.

- То есть?

- Когда-то был католиком. Напишешь "неверующий" - начнут приставать с вопросами.

- По нашим данным, вы католик, мистер Буковски.

- Послушайте, мне тяжело говорить. Я умираю. Хорошо, хорошо, я католик, пусть будет по-вашему.

- Мы не можем перелить вам кровь, мистер Буковски.

- Вот что, мой отец служит в этом округе. Кажется, у них есть банк крови. Лос-анджелесский окружной музей. Мистер Генри Буковски. Терпеть меня не может.

- Мы постараемся выяснить.

Я лежал наверху, а внизу они занимались моими документами. Врач не приходил, пока на четвертый день они не выяснили, что отец, который меня не переносит, хороший работящий человек, у которого умирает сын, бездельник и пьяница, и что хороший человек был донором; тут они повесили бутылку и стали ее в меня вливать. Шесть литров крови и шесть литров глюкозы, без перерыва. Сестра уже не знала, куда воткнуть иглу.

Один раз я проснулся, а надо мной стоял священник.

- Отец, - сказал я, - уйдите, пожалуйста. Я и без этого умру.

- Ты гонишь меня, сын мой?

- Да, отец.

- Ты отрекся от веры?

- Да, я отрекся от веры.

- Однажды католик - навеки католик, сын мой.

- Это вздор, отец.

Старик сосед сказал:

- Отец, отец, я хочу поговорить с вами. Поговорите со мной.

Священник отправился к нему. Я дожидался смерти. Но вы отлично знаете, что я тогда не умер, а то бы вы этого сейчас не читали...

Меня перевели в комнату, где был один черный и один белый. Белому каждый день приносили розы. Он выращивал розы и продавал их цветочным магазинам. Непосредственно в эти дни он не выращивал роз. У черного что-то лопнуло внутри - как у меня. У белого было больное сердце, совсем больное сердце. Мы лежали, а белый говорил про разведение роз, и про высадку роз, и как бы ему хотелось сигарету, и как, ох елки, ему плохо без сигарет. Меня перестало рвать кровью. Теперь я только срал кровью. Кажется, я выкарабкивался. В меня как раз ушло пол-литра крови, и они вытащили иглу.

- Притащу тебе покурить, Гарри.

- Вот спасибо, Хэнк.

Я слез с кровати.

- Дай денег.

Гарри дал мне мелочь.

- Он помрет, если закурит, - сказал Чарли. Чарли был черный.

- Да брось, Чарли, от пары сигарет еще никому не было вреда.

Я вышел из комнаты и двинулся по коридору. В вестибюле столя автомат с сигаретами. Я купил пачку и отправился обратно. Потом Чарли, Гарри и я лежали и курили сигареты. Это было с утра. Около полудня зашел врач и наставил на Гарри машину. Машина отплевалась, пернули и зарычала.

- Курили, так? - спросил у Гарри варч.

- Да нет, доктор, честное слово, нет.

- Кто из вас купил ему сигареты?

Чарли смотрел в потолок. Я смотрел в потолок.

- Еще сигареты, и вы умрете, - сказал врач.

Потом он забрал свою машину и ушел. Как только он вышел, я достал пачку из-под подушки.

- Дай затянуться, - сказал Гарри.

- А что доктор сказал, слышал? - спросил Чарли.

- Да, - сказал я, выпуская тучу синего дыма, - что доктор скзаал, слышал? "Еще сигарета, и вы умрете".

- Лучше умереть счастливым, чем жить несчастным, - сказал Гарри.

- Не хочу быть причастен к твоей смерти, Гарри, - сказал я, - передаю сигареты Чарли, а он, если захочет, тебя угостит.

Я протянул сигареты Чарли, лежавшему между нами.

- Ну-ка, Чарли, давай сюда, - сказал Гарри.

Чарли вернул сигареты мне.

- Слушай, Хэнк, дай покурить.

- Нет, Гарри.

- Умоляю, друг, сделай одолжение, один разок, всего разок.

- О черт! - сказал я.

Я бросил ему всю пачку. Дрожащими пальцами он вытащил одну штуку.

- Спичек нет. Есть у кого-нибудь спички?

- О черт! - сказал я.

Я бросил ему спички...

Вошли и заправили в меня еще бутылку. Минут через десять появился отец. С ним была Вики, пьяная настолько, что едва держалась на ногах.

- Малыш! - сказала она. - Мой малыш!

Она налетела на кровать.

Я поглядел на отца.

- Кретин, - сказал я, - зачем ты сюда ее притащил, она же пьяная.

- Не желаешь меня видеть, так? Так, малыш?

- Я предостерегал тебя от связей с подобными женщинами.

- Да у нее нет ни гроша. Ты что же, паскуда, купил ей виски, напоил ее и притащил сюда?

- Я говорил тебе, Генри, что она тебе не пара. Я говорил тебе, что это дурная женщина.

- Разлюбил меня, малыш?

- Забирай ее отсюда... ЖИВО! - велел я старику.

- Нет, я хочу, чтобы ты видел, с кем ты связался.

- Я знаю, с кем я связался. Забирай ее отсюда, а не то, Бог свидетель, сейчас вытащу эту иглу и расквашу тебе рыло!

Старик увел ее. Я повалился на подушку.

- А личико ничего, - сказал Гарри.

- Ну да, - сказал я, - ну да.

Я перестал срать кровью и получил перечень вещенй, которые разрешалось есть. Мне сказали, что первая же рюмка отправит меня на тот свет. Еще мне объяснили, что надо делать операцию, а не то я умру. У нас вышел жуткий спор с врачихой-японкой насчет операции и смерти. Я сказал: "Никаких операций", и она удалилась, гневно тряся задом. Когда я выписывался, Гарри был еще жив и все нянчился со своими сигаретами.

Я шел по солнечной стороне - хотел проверить, как это будет. Было ничего. Мимо ехали машины. Тротуар был как тротуар. Я поразмышлял, сесть ли мне на городской автобус или позвонить кому-нибудь, чтобы меня забрали. Зашел позвонить в бар. Но сперва сел и покурил.

Подошел бармен, и я заказал бутылку пива.

- Как дела? - спросил он.

- Нормально, - сказал я. Он отошел. Я налил пиво в стакан, порассматривал его, потом выпил половину. Кто-то кинул монету в автомат, и сделалась музыка. Жизнь показалась чуть лучше. Я докончил стакан, налил другой и подулмал, стоит ли у меня теперь. Оглядел бар - женщин не было. Тогда я сделал другую неплохую вещь - взял стакан и выпил.


..lowlife посвящается

Hosted by uCoz